Понятная игра: почему российский рынок снова привлекает любителей риска
В Россию приходят если не авантюристичные, то во всяком случае менее осторожные инвесторы. Чем это грозит финансовым рынкам страны?
По мнению финансово-экономических властей Российской Федерации, отток капитала в самое ближайшее время может смениться чистым притоком. Правда, это будет уже совсем другой капитал.
На российские финансовые рынки сегодня приходят если не авантюристичные, то во всяком случае менее осторожные инвесторы — и менее ограниченные в своих операциях.
Условно говоря, вместо пенсионных фондов — хедж-фонды. Действительно, кто еще будет работать с облигациями, риск-премия на которые приблизилась к показателям греческих бумаг кризисного периода?
Что касается прямых инвестиций, то с ними происходит примерно то же самое, только гораздо медленнее: приток прямых инвестиций в ненефтегазовый сектор российской экономики не увеличивается, к тому же в нем снижается доля инвестиций из стран «большой семерки». Условно говоря, вместо «немца» открывает заводик «тайвань».
Многие читатели журнала Forbes считают, что все это нехорошо. На самом же деле все вполне неплохо.
Начнем с финансовых рынков. Нестабильность на них — вполне понятная для российских экономических агентов ситуация, ничего принципиально нового тут нет. Более того, сочетание нестабильности на финансовых рынках с относительно высокой (но все же не больше 10%) инфляцией и качающейся банковской системой повышает относительную привлекательность инвестиций в малый и средний бизнес (по сути, в проекты с быстрой отдачей и с возможностью распределения рисков). Чем же это плохо? Начиная с 2008 года власти безуспешно пытались приостановить деинвестицию малого и среднего бизнеса, а сейчас капитал сам туда потянется.
На стимулирование потребления (то есть тех самых быстрых доходов малого и среднего бизнеса) работает крепнущая уверенность граждан в отсутствии надежных инструментов сбережения. В краткосрочном плане это означает рост спроса в среднем ценовом сегменте — от недорогих квартир до книг. Да, в стандартных условиях этот период ситуативного роста потребительской активности довольно быстро заканчивается.
Но если в национальной экономике крупные проекты финансируются из накоплений и китайских кредитов, то какой смысл восстанавливать докризисные уровни накопления домашних хозяйств?
И тем более ограничивать потребительское кредитование? В конце концов, часть плохих кредитов граждан может быть выкуплена за счет бюджета после банкротства соответствующих банков. Это не самая большая цена за несколько лет поддержания локального потребительского бума.
Что касается сокращения прямых инвестиций как таковых и изменения их страновой структуры, так тут вообще беспокоиться не о чем. Прямые иностранные инвестиции, как установили американские ученые (см. Cristian Fous-Rogen at al., Quantifying Productivity Gains from Foreign Investment, National Bureau of Economic Research, Working Paper 18920, March 2013), практически не влияют на темпы экономического роста ни в развитых, ни в развивающихся экономиках. Причем в развивающихся экономиках иностранные прямые инвестиции скорее подавляют развитие местного бизнеса (в том числе за счет ухудшения условий для конкуренции). Теоретические предположения о том, что прямые иностранные инвестиции являются ключевым условием технологического (в том числе в части технологии управления фирмой) трансфера, не находят эмпирического поддержания. Действительно, в условиях информационной глобализации, для того чтобы быть «немцем», необязательно наличие немцев как таковых. Возможно даже, что для этого наличие немцев как раз противопоказано.
Правда, «инвесторы-с-тайваня» очень плохо воспринимают антиофшорные кампании российских финансовых властей. Поэтому всевозможные антиофшорные законопроекты имеет смысл все же отложить до более благоприятных времен.
В общем же ситуация для российского бизнеса хороша своей предсказуемостью. В условиях волатильности финансовых рынков, скачков курса и резкого падения надежности банков российские экономические агенты вполне обучены работать. Использование инвесторов из стран третьего мира — тоже знакомое дело (вспомним только истории с турецкими пекарнями, которых было по семь в каждом микрорайоне Москвы, а потом не стало вообще).
Русские бизнесмены любят иностранных жуликов, потому что уверены, что смогут их обмануть.
То есть в тот момент, когда экономики практически всех стран мира входят в полосу неопределенности, а бизнесмены с трепетом ожидают появления непредсказуемых «черных лебедей», российский бизнес оказывается во вполне знакомой ситуации, эффективные модели поведения в которой российским бизнесменам известны и, более того, неоднократно опробованы. В общем, просто повезло.
Источник: forbes.ru
В Россию приходят если не авантюристичные, то во всяком случае менее осторожные инвесторы. Чем это грозит финансовым рынкам страны?
По мнению финансово-экономических властей Российской Федерации, отток капитала в самое ближайшее время может смениться чистым притоком. Правда, это будет уже совсем другой капитал.
На российские финансовые рынки сегодня приходят если не авантюристичные, то во всяком случае менее осторожные инвесторы — и менее ограниченные в своих операциях.
Условно говоря, вместо пенсионных фондов — хедж-фонды. Действительно, кто еще будет работать с облигациями, риск-премия на которые приблизилась к показателям греческих бумаг кризисного периода?
Что касается прямых инвестиций, то с ними происходит примерно то же самое, только гораздо медленнее: приток прямых инвестиций в ненефтегазовый сектор российской экономики не увеличивается, к тому же в нем снижается доля инвестиций из стран «большой семерки». Условно говоря, вместо «немца» открывает заводик «тайвань».
Многие читатели журнала Forbes считают, что все это нехорошо. На самом же деле все вполне неплохо.
Начнем с финансовых рынков. Нестабильность на них — вполне понятная для российских экономических агентов ситуация, ничего принципиально нового тут нет. Более того, сочетание нестабильности на финансовых рынках с относительно высокой (но все же не больше 10%) инфляцией и качающейся банковской системой повышает относительную привлекательность инвестиций в малый и средний бизнес (по сути, в проекты с быстрой отдачей и с возможностью распределения рисков). Чем же это плохо? Начиная с 2008 года власти безуспешно пытались приостановить деинвестицию малого и среднего бизнеса, а сейчас капитал сам туда потянется.
На стимулирование потребления (то есть тех самых быстрых доходов малого и среднего бизнеса) работает крепнущая уверенность граждан в отсутствии надежных инструментов сбережения. В краткосрочном плане это означает рост спроса в среднем ценовом сегменте — от недорогих квартир до книг. Да, в стандартных условиях этот период ситуативного роста потребительской активности довольно быстро заканчивается.
Но если в национальной экономике крупные проекты финансируются из накоплений и китайских кредитов, то какой смысл восстанавливать докризисные уровни накопления домашних хозяйств?
И тем более ограничивать потребительское кредитование? В конце концов, часть плохих кредитов граждан может быть выкуплена за счет бюджета после банкротства соответствующих банков. Это не самая большая цена за несколько лет поддержания локального потребительского бума.
Что касается сокращения прямых инвестиций как таковых и изменения их страновой структуры, так тут вообще беспокоиться не о чем. Прямые иностранные инвестиции, как установили американские ученые (см. Cristian Fous-Rogen at al., Quantifying Productivity Gains from Foreign Investment, National Bureau of Economic Research, Working Paper 18920, March 2013), практически не влияют на темпы экономического роста ни в развитых, ни в развивающихся экономиках. Причем в развивающихся экономиках иностранные прямые инвестиции скорее подавляют развитие местного бизнеса (в том числе за счет ухудшения условий для конкуренции). Теоретические предположения о том, что прямые иностранные инвестиции являются ключевым условием технологического (в том числе в части технологии управления фирмой) трансфера, не находят эмпирического поддержания. Действительно, в условиях информационной глобализации, для того чтобы быть «немцем», необязательно наличие немцев как таковых. Возможно даже, что для этого наличие немцев как раз противопоказано.
Правда, «инвесторы-с-тайваня» очень плохо воспринимают антиофшорные кампании российских финансовых властей. Поэтому всевозможные антиофшорные законопроекты имеет смысл все же отложить до более благоприятных времен.
В общем же ситуация для российского бизнеса хороша своей предсказуемостью. В условиях волатильности финансовых рынков, скачков курса и резкого падения надежности банков российские экономические агенты вполне обучены работать. Использование инвесторов из стран третьего мира — тоже знакомое дело (вспомним только истории с турецкими пекарнями, которых было по семь в каждом микрорайоне Москвы, а потом не стало вообще).
Русские бизнесмены любят иностранных жуликов, потому что уверены, что смогут их обмануть.
То есть в тот момент, когда экономики практически всех стран мира входят в полосу неопределенности, а бизнесмены с трепетом ожидают появления непредсказуемых «черных лебедей», российский бизнес оказывается во вполне знакомой ситуации, эффективные модели поведения в которой российским бизнесменам известны и, более того, неоднократно опробованы. В общем, просто повезло.
Источник: forbes.ru