Глава Роскосмоса предрек создание новой национальной орбитальной системы
Осложнение международных отношений, и особенно противостояние России и США, привели к изменению подходов и оценок во многих сферах жизни, в том числе в области сотрудничества в космосе. То, что вчера казалось бесспорным достижением и прогрессом, стало выглядеть как проблема. Размежевание, заметное на земле, вот-вот коснется и высоких сфер. Эпоха коллективного освоения космоса, похоже, подходит к концу. Глава российского космического агентства Игорь Комаров в интервью «Российской газете» накануне 55-летия полета в космос Юрия Гагарина впервые заговорил о строительстве новой национальной космической станции.
«Мы готовы это сделать в случае возникновения определенных обстоятельств... Будет ли новая станция отличаться от МКС? Конечно, будет. Она будет другой и другой конфигурации», — пояснил он. При этом он оговорился, что «перспективнее и эффективнее работать в партнерстве с другими странами». Вежливость, свойственная главе российского ведомства, не должна затмить тот факт, что результаты совместной эксплуатации МКС нельзя назвать блестящими. Романтика «сотрудничества» с геополитическими конкурентами, крепко овладевшая умами чиновников от космоса в 1990 годы, принесла горькие плоды — потерю Россией первенства и самостоятельности в таком важнейшем сегменте космической отрасли, как долговременные полеты.
По соглашению о строительстве МКС, подписанному в 1994 году Виктором Черномырдиным и Альбертом Гором, страны-участницы проекта не обязаны делиться друг с другом результатами проводимых на борту станции экспериментов. Таким образом, эффекта синергии — сложения усилий в сфере научных изысканий — не наблюдается. Космонавты напоминают жителей коммунальной квартиры, у каждого из которых свой стол на кухне, свой чайник и т.п. Каждый варит свой «ужин» — проводит эксперименты, независимо от других, пополняя лишь свою, национальную, научную копилку. При том, что «жильцов» — участников проекта МКС — аж 14. Можно лишь порадоваться за такие страны, как Дания или Норвегия или Нидерланды — не будь МКС, они никогда бы не получили некоторых научных возможностей. Но в чем здесь интерес России? Обеспечив младшим партнерам уникальные технические возможности для исследований, мы не получили доступ к их результатам.
Среди других участников проекта: Германия, Бельгия, Канада, Франция, Швейцария, Швеция, Испания, Япония, Италия. Как видим, все, как один страны — политические союзники США. По НАТО, по G7, соседи по континенту, как Канада. Случайность? Вряд ли. Затевая проект, старший партнер — Вашингтон — позаботился, чтобы выгоду от него получили только «свои». И не жалел для этого средств. До 75% всех расходов несли Соединенные Штаты. Разумно предположить, что, решившись на такое, прижимистые американцы понимали, что получают нечто большее. Что именно? Технологии! России в проекте МКС было уготована незавидная роль донора готовых и обкатанных годами на станции «Мир» уникальных технических решений. Мы вкладывали то, что нельзя было купить в мире ни за какие деньги — реальный опыт. При этом еще и находились на положении бедного родственника.
По договоренности участников проекта, каждая страна владеет своими модулями. Однако на практике таких стран всего три: Россия, США и Япония. Еще один лабораторный модуль принадлежит Европейскому космическому агентству. Все солнечные батареи, питающие комплекс, — собственность NASA. За сигнал связи с МКС отвечает американская сторона. У России своя сфера ответственности. В частности, системы ориентации станции. Со временем Роскосмос все же создал систему «Луч» для обеспечения высококачественной связью своих космонавтов независимо от других участников проекта. Вовремя поняли, что надеяться только на американцев в таком важном вопросе не следует. Вклад, например, Канады и вовсе анекдотичен. Ей принадлежит подвижная тележка, перемещаемая вдоль ферменной конструкции станции с установленным на ней манипулятором. При всей своей значимости эта «мобильная система техобслуживания» является ничтожной частью 400-тонной конструкции. Тем не менее Канада полноправный участник проекта.
Таким образом, США довольно цинично получили то, что им нужно буквально за копейки. А ведь их собственный аналогичный проект Freedom был заморожен из-за дороговизны.
«Мир» — конкурент МКС
Договорившись с Россией о создании МКС на своих условиях, использовав бедственное положение российской космической отрасли после краха СССР, США стали рассматривать все еще действующую на тот момент российскую станцию «Мир» как конкурирующий проект. В публичном пространстве стали все чаще звучать сомнения в целесообразности дальнейшей эксплуатация станции. Одной из причин назывались неподъемные для страны расходы — 200 млн долларов в год. Еще одной экзотической версией был таинственный грибок, развившийся якобы на поверхности аппарата. NASA готова была помочь, но оказалась бессильна, поэтому было признано разумным сжечь опасные для планеты микроорганизмы в плотных слоях атмосферы. Однако космонавт Геннадий Стрекалов предлагал смотреть на жизнь проще. «То, что мы собираемся потопить станцию «Мир», — политическое решение. Это, прежде всего, нужно США – главному конкуренту России в космосе», — пояснил он ситуацию накануне национальной трагедии.
Схожую оценку давал и министр общего машиностроения СССР Олег Бакланов. По его мнению, решение по «Миру» — следствие общей ситуации в стране, когда захватившие власть «реформаторы» были в принципе скептически настроены к возможности самостоятельного развития. «Это произошло в конце 1989-90 годов, это было заметно со стороны Горбачева и его компании, которые не верили в силы нашей науки, промышленности, в силы нашей экономики. А после целенаправленного слома советского хозяйства со стороны всей этой компании и Ельцина, когда он пришел к власти, от космонавтики все отвернулись», — с горечью признавал министр. А ведь именно его ведомство и отвечало за проведение всех космических работ в стране. Но если у руководства нет политической воли, только на энтузиазме подобного масштаба задачи не решить. Политической воли у руководства не было. В итоге «Мир» был затоплен.
Следует понимать, что никакие «происки» конкурентов и геополитических соперников не были бы фатальны, если бы внутри страны, на самом высшем уровне, было бы понимание необходимости самостоятельного развития космонавтики. Это вовсе не отменяет важности совместных проектов, в том числе по тем же политическим причинам, однако внешнее сотрудничество должно базироваться на твердом фундаменте полнокровной национальной космической отрасли. Справедливости ради отметим, что досадный казус со станцией «Мир» был все же единичным случаем. Остальные важнейшие направления космонавтики удалось сохранить. Это и дешевые грузовые старты, и вывод спутников всех мастей, и пилотируемая космонавтика. И, конечно, строительство нового космодрома «Восточный» на своей российской, наконец, территории. В этих условиях, недавний старт космического корабля в рамках общей программы с Европейским космическим агентством по освоению Марса выглядит уместно. Осталось лишь восстановить свой приоритет в сфере долговременных полетов на собственной станции.
К тому же вопрос мощного продвижения России в космической сфере не столько технический, сколько политический. Старт Гагарина, как и победа в Великой отечественной войне остается одной из фундаментальных основ российского общества, поводом для гордости. Успехи в этом направлении бесценны. Именно они сплачивают живущих на огромных просторах людей в единое целое — нацию покорителей космоса. Пренебрегать этим в нынешней непростой политической ситуации не стоит.
Источник
