«Рубль является одной из самых устойчивых в мире валют», – подбодрил вчера россиян в эфире «Первого канала» зампред Центрального банка Михаил Сухов. Если кто сомневается, есть факты: российский бюджет пока успешно сводится без дефицита, а внешний долг страны – один из самых низких среди развитых и развивающихся стран. То есть финансовое здоровье России благополучно, и, значит, в глобальном смысле ни ей самой не нужно обесценивать рубль (ради дополнительных доходов от экспорта нефти), ни у инвесторов нет причин от него избавляться. А сейчас рубль падает просто оттого, что на него разом навалились временные катаклизмы. Но это исключительно форс-мажор, которого уж слишком бояться тоже не стоит: в крайнем случае Банк России вмешается и погасит опасную волну, как он уже не раз делал.
Такова логика ЦБ и российских властей в целом. Споры между регулятором и правительством идут лишь о своевременности окончательного перехода Банка России к политике инфляционного таргетирования. Но в основе всех этих умопостроений лежит предположение, что у регулятора есть рациональный выбор: сохранять практику валютных интервенций с целью управления курсом рубля или же отказаться от них, сосредоточившись на управлении инфляцией, а точнее, инфляционными ожиданиями. Однако нехитрые арифметические расчеты наглядно демонстрируют: предположение неверно. Пространство для маневра при корректировке динамики курса у Центробанка более чем ограничено.
Такой вывод следует из вполне официальных данных с сайта ЦБ. Итак, по состоянию на 1 октября 2014 года международные резервы Российской Федерации составляли $454,2 млрд. Из них собственно валютных резервов, за вычетом монетарного золота, заметно меньше: $409,2 млрд.
Теперь вычтем из них резервную позицию в МВФ и счет в СДР (виртуальной резервной валюте МВФ), а также учтем, что за первую половину октября Центробанк уже потратил $13,3 млрд. Итого останется $383,5 млрд. Именно эту сумму ЦБ и может использовать для интервенций. Но может ли?
Пикантность ситуации состоит в том, что не все эти средства принадлежат Центробанку. Во-первых, часть из них является собственностью российских кредитных организаций и просто находится на корреспондентских счетах в Банке России. Это немного, всего $1,4 млрд. Во-вторых, куда более значительная сумма числится за ЦБ, но на самом деле принадлежит правительству России.
Речь идет о так называемых «нефтяных фондах». На валютных счетах Фонда национального благосостояния и Резервного фонда в Центробанке скоплено $153,2 млрд. По отчетности они входят в состав международных резервов Российской Федерации (то, что обычно называют «резервами ЦБ»), но на самом деле принадлежат ЦБ лишь номинально. То есть из расчета средств, которые регулятор может потратить на валютные интервенции, их надо вычесть. Подводя итоги многочисленных операций вычитания, можно констатировать, что по состоянию на середину октября наш Центробанк потенциально обладал $228,9 млрд для осуществления операций по поддержанию курса рубля.
Даже эта сумма также выглядит не самой маленькой, но и тут, как говорится, «есть нюансы». Они связаны с тем, что в условиях удержания национальной валюты от падения любой центробанк мира должен иметь действительно серьезные резервы, дабы одним их размером приводить в чувство всевозможных спекулянтов. Так где же проходит та красная черта, преступив которую сопротивление стихии рынка становится бесполезным?
Давняя международная практика свидетельствует, что необходимый запас валютных авуаров прямо зависит от объема странового импорта товаров и услуг. Если имеющиеся резервы покрывают полугодовой импорт, то регулятор может себя чувствовать более-менее комфортно. Критической же суммой считается величина, равная импорту товаров и услуг за три месяца в стоимостном выражении. Именно на этот показатель обращают внимание в том числе международные спекулянты. Если резервы опускаются ниже этой черты, то валюта страны оказывается практически беззащитной от массированной атаки. Это такая практическая теория.
Посмотрим, что она значит применительно к России. Судя по статистике с сайта Центробанка, с октября 2013 года по сентябрь 2014 года включительно среднемесячный объем импорта товаров и услуг Российской Федерацией составил $37,8 млрд. Если умножить эту сумму на шесть месяцев, выходит $226,8 млрд.
А это значит, что если Банк России хочет иметь хотя бы некоторое пространство для маневра, то на его валютных счетах должно быть не менее $226,8 млрд. Ну а «окончательной красной чертой» в сложившейся ситуации будет сумма, равная $113,4 млрд ($37,8 млрд, помноженные на три месяца).
Если теперь мы вспомним, каким объемом средств на данный момент реально располагает наш ЦБ – $228,9 млрд, – то придется признать, что его возможность управлять курсом рубля не то что ограничена – ее практически нет. Сколько еще может потратить Центробанк на поддержку рубля? Если руководствоваться правилом критической черты (то есть трехмесячного покрытия импорта), то после вычитания $113,4 млрд из $228,9 млрд у него остается $115,5 млрд. При этом с начала этого года интервенции уже составили более 70 млрд.
На фоне резко возросших рисков, прежде всего политических, единственное, что может сделать в рамках такой политики Центробанк, это спустить остатки валютных резервов, на радость спекулянтам, а потом сложить руки и ждать дальнейшей резкой девальвации рубля. Так зачем же платить за процесс, который и так идет естественным образом, причем совершенно бесплатно?
Такова логика ЦБ и российских властей в целом. Споры между регулятором и правительством идут лишь о своевременности окончательного перехода Банка России к политике инфляционного таргетирования. Но в основе всех этих умопостроений лежит предположение, что у регулятора есть рациональный выбор: сохранять практику валютных интервенций с целью управления курсом рубля или же отказаться от них, сосредоточившись на управлении инфляцией, а точнее, инфляционными ожиданиями. Однако нехитрые арифметические расчеты наглядно демонстрируют: предположение неверно. Пространство для маневра при корректировке динамики курса у Центробанка более чем ограничено.
Такой вывод следует из вполне официальных данных с сайта ЦБ. Итак, по состоянию на 1 октября 2014 года международные резервы Российской Федерации составляли $454,2 млрд. Из них собственно валютных резервов, за вычетом монетарного золота, заметно меньше: $409,2 млрд.
Теперь вычтем из них резервную позицию в МВФ и счет в СДР (виртуальной резервной валюте МВФ), а также учтем, что за первую половину октября Центробанк уже потратил $13,3 млрд. Итого останется $383,5 млрд. Именно эту сумму ЦБ и может использовать для интервенций. Но может ли?
Пикантность ситуации состоит в том, что не все эти средства принадлежат Центробанку. Во-первых, часть из них является собственностью российских кредитных организаций и просто находится на корреспондентских счетах в Банке России. Это немного, всего $1,4 млрд. Во-вторых, куда более значительная сумма числится за ЦБ, но на самом деле принадлежит правительству России.
Речь идет о так называемых «нефтяных фондах». На валютных счетах Фонда национального благосостояния и Резервного фонда в Центробанке скоплено $153,2 млрд. По отчетности они входят в состав международных резервов Российской Федерации (то, что обычно называют «резервами ЦБ»), но на самом деле принадлежат ЦБ лишь номинально. То есть из расчета средств, которые регулятор может потратить на валютные интервенции, их надо вычесть. Подводя итоги многочисленных операций вычитания, можно констатировать, что по состоянию на середину октября наш Центробанк потенциально обладал $228,9 млрд для осуществления операций по поддержанию курса рубля.
Даже эта сумма также выглядит не самой маленькой, но и тут, как говорится, «есть нюансы». Они связаны с тем, что в условиях удержания национальной валюты от падения любой центробанк мира должен иметь действительно серьезные резервы, дабы одним их размером приводить в чувство всевозможных спекулянтов. Так где же проходит та красная черта, преступив которую сопротивление стихии рынка становится бесполезным?
Давняя международная практика свидетельствует, что необходимый запас валютных авуаров прямо зависит от объема странового импорта товаров и услуг. Если имеющиеся резервы покрывают полугодовой импорт, то регулятор может себя чувствовать более-менее комфортно. Критической же суммой считается величина, равная импорту товаров и услуг за три месяца в стоимостном выражении. Именно на этот показатель обращают внимание в том числе международные спекулянты. Если резервы опускаются ниже этой черты, то валюта страны оказывается практически беззащитной от массированной атаки. Это такая практическая теория.
Посмотрим, что она значит применительно к России. Судя по статистике с сайта Центробанка, с октября 2013 года по сентябрь 2014 года включительно среднемесячный объем импорта товаров и услуг Российской Федерацией составил $37,8 млрд. Если умножить эту сумму на шесть месяцев, выходит $226,8 млрд.
А это значит, что если Банк России хочет иметь хотя бы некоторое пространство для маневра, то на его валютных счетах должно быть не менее $226,8 млрд. Ну а «окончательной красной чертой» в сложившейся ситуации будет сумма, равная $113,4 млрд ($37,8 млрд, помноженные на три месяца).
Если теперь мы вспомним, каким объемом средств на данный момент реально располагает наш ЦБ – $228,9 млрд, – то придется признать, что его возможность управлять курсом рубля не то что ограничена – ее практически нет. Сколько еще может потратить Центробанк на поддержку рубля? Если руководствоваться правилом критической черты (то есть трехмесячного покрытия импорта), то после вычитания $113,4 млрд из $228,9 млрд у него остается $115,5 млрд. При этом с начала этого года интервенции уже составили более 70 млрд.
На фоне резко возросших рисков, прежде всего политических, единственное, что может сделать в рамках такой политики Центробанк, это спустить остатки валютных резервов, на радость спекулянтам, а потом сложить руки и ждать дальнейшей резкой девальвации рубля. Так зачем же платить за процесс, который и так идет естественным образом, причем совершенно бесплатно?
