Как и любое другое подобное действо, Восточный экономический форум задумывался как хэппенинг, призванный поведать о достижениях страны. Однако тон некоторых выступлений, и прежде всего — Германа Грефа, озвучившего аналитический доклад Сбербанка, серьезно диссонировал с этой задачей. Оценивая последствия «модной» сейчас декарбонизации, эксперты банка указали на то, что энергетический переход обойдется России очень дорого: к 2035 г. ВВП может сократиться на 4,4%, доходы населения — на 14%, экспорт — на $179 млрд., а добыча газа, нефти и угля — соответственно на 52, 72 и 90%. Бюджетные поступления снизятся на 5 трлн рублей, или на 20%.
Надо признать, что такой сценарий — сам по себе катастрофический — может даже приукрашивать реальность, так как остается неясным кумулятивный эффект потерь в сфере энергетики для экономики России. Сегодня добыча полезных ископаемых обеспечивает 11,5% ВВП — и обозначенные в докладе цифры падения производства коррелируют с оценкой снижения размеров российской экономики. Но энергетический сектор генерирует значительный рост в других отраслях: достаточно сказать, что 44% грузоперевозок в сети РЖД приходится на один только… уголь.
Инвестпрограммы энергетиков и металлургов обеспечивают совокупный спрос на 5,5 трлн рублей в год, или 5,2% ВВП (на «Газпром» и «Роснефть» тут приходится по 1 трлн рублей в год).
Энергетические компании обеспечивают около 50% капитализации российского фондового рынка; они занимают семь строк в первой десятке самых дорогих отечественных компаний, и понижательный тренд воплотится в падении общей инвестиционной привлекательности рынка.
Наконец, не нужно забывать, что в 2016–2020 гг. среднегодовой объем экспорта составлял $422 млрд, и сокращение на $179 млрд — это обвал более чем на 40%, а поступающие в страну доходы составляют важнейший элемент платежеспособного спроса. Про урезание на четверть расходов федерального бюджета я вообще промолчу.
Кроме того, все приведенные подсчеты не дают отсылок к имеющимся трендам развития российской экономики. Если бы речь шла о снижении доходов населения на 14% в условиях их предшествующего роста более чем в два раза, как это имело место в 2000-е годы, проблема не казалась бы слишком большой. Но в последние семь лет доходы снижались и без всякого кризиса, так что ускорение тренда выглядит очень тревожно.
Сокращение экспорта до $200-210 млрд означает его откат к уровням 2004 г. со всеми вытекающими последствиями. Иначе говоря, расчеты Сбербанка однозначно говорят о том, что 2020-е годы станут в России десятилетием экономического спада.
Я делал такое предположение еще в 2016 г. в своей статье для Washington Post, отмечая, что в 2010-е годы потенциал экономического роста в России исчерпался, и «десятилетие стагнации» (с 2011 по 2020 г. российский ВВП вырос на 13,4%, увеличиваясь в среднем на 1% в год) сменится «десятилетием упадка».
Между тем, тогда перспективы энергетического перехода не просматривались так четко, как сейчас, а неспособность отечественной экономики к модернизации не была такой очевидной.
Сегодня, когда Греф говорит о эпических потерях, Чубайс — о «смене глобальных элит», а Кудрин предлагает противопоставить всему этому «палочку-выручалочку» в виде «российского iPhone», оснований для скепсиса становится более чем достаточно. Уверен: время экономического «везения» для России заканчивается. Надо готовиться к худшему…
Владислав Иноземцев, экономист, политолог
источник
Надо признать, что такой сценарий — сам по себе катастрофический — может даже приукрашивать реальность, так как остается неясным кумулятивный эффект потерь в сфере энергетики для экономики России. Сегодня добыча полезных ископаемых обеспечивает 11,5% ВВП — и обозначенные в докладе цифры падения производства коррелируют с оценкой снижения размеров российской экономики. Но энергетический сектор генерирует значительный рост в других отраслях: достаточно сказать, что 44% грузоперевозок в сети РЖД приходится на один только… уголь.
Инвестпрограммы энергетиков и металлургов обеспечивают совокупный спрос на 5,5 трлн рублей в год, или 5,2% ВВП (на «Газпром» и «Роснефть» тут приходится по 1 трлн рублей в год).
Энергетические компании обеспечивают около 50% капитализации российского фондового рынка; они занимают семь строк в первой десятке самых дорогих отечественных компаний, и понижательный тренд воплотится в падении общей инвестиционной привлекательности рынка.
Наконец, не нужно забывать, что в 2016–2020 гг. среднегодовой объем экспорта составлял $422 млрд, и сокращение на $179 млрд — это обвал более чем на 40%, а поступающие в страну доходы составляют важнейший элемент платежеспособного спроса. Про урезание на четверть расходов федерального бюджета я вообще промолчу.
Кроме того, все приведенные подсчеты не дают отсылок к имеющимся трендам развития российской экономики. Если бы речь шла о снижении доходов населения на 14% в условиях их предшествующего роста более чем в два раза, как это имело место в 2000-е годы, проблема не казалась бы слишком большой. Но в последние семь лет доходы снижались и без всякого кризиса, так что ускорение тренда выглядит очень тревожно.
Сокращение экспорта до $200-210 млрд означает его откат к уровням 2004 г. со всеми вытекающими последствиями. Иначе говоря, расчеты Сбербанка однозначно говорят о том, что 2020-е годы станут в России десятилетием экономического спада.
Я делал такое предположение еще в 2016 г. в своей статье для Washington Post, отмечая, что в 2010-е годы потенциал экономического роста в России исчерпался, и «десятилетие стагнации» (с 2011 по 2020 г. российский ВВП вырос на 13,4%, увеличиваясь в среднем на 1% в год) сменится «десятилетием упадка».
Между тем, тогда перспективы энергетического перехода не просматривались так четко, как сейчас, а неспособность отечественной экономики к модернизации не была такой очевидной.
Сегодня, когда Греф говорит о эпических потерях, Чубайс — о «смене глобальных элит», а Кудрин предлагает противопоставить всему этому «палочку-выручалочку» в виде «российского iPhone», оснований для скепсиса становится более чем достаточно. Уверен: время экономического «везения» для России заканчивается. Надо готовиться к худшему…
Владислав Иноземцев, экономист, политолог
источник
