Грядет рестарт, судя по всему… Мне представилось, как после него Мавроди будет таки найден. Последним Буратино. Который сделает последний вклад.
(далее по мотивам «Обмен разумов» Шекли)
При входе Буратино он поспешно обернулся и сказал:
– Давно пора. Я вас ждал.
– Серьезно? – не поверил Буратино.
– Ну, не то чтобы уж совсем, – признался СПМ. – Но я установил, что такое начало беседы достаточно эффектно и создает атмосферу доверия.
– Зачем же вы губите эту атмосферу, открывая ее секрет?
– Все мы далеки от совершенства, – пожал плечами СПМ. – Я всего лишь простой труженик – менятель мира С.П. Мавроди. Садитесь. Кажется, мы напали на след вашего авто.
– Какого авто? – удивился Буратино.
– Второй половины. Вы разве не участвовали в автоакции осенью 2012?
– Конечно, нет. Я Буратино. Я потерял свой вклад.
– Да-да, разумеется, – энергично закивал СПМ. – Давайте-ка по порядку. Вы случайно не помните, где находились, когда впервые заметили пропажу вклада? Не спрятал ли его кто-нибудь из ваших друзей, желая подшутить над вами? А может, вы его сами куда-нибудь заткнули или положили на депозит?
– Вообще-то он не то чтобы пропал, – сказал Буратино. – По-настоящему – его украли.
– Так бы и говорили с самого начала, – обиделся СПМ. – Теперь дело предстает в совершенно ином свете. Я всего лишь менятель мира; никогда не выдавал себя за чтеца чужих мыслей.
– Очень жаль, – сказал Буратино.
– Мне тоже жаль, – сказал СПМ. – Это я о вашем вкладе. Должно быть, для вас это был форменный удар.
– Да, так оно и было.
– Представляю, каково вам теперь.
– Спасибо, – поблагодарил Буратино.
Несколько минут посидели в дружелюбном молчании. Первым заговорил Буратино:
– Ну?
– Прошу прощения? – ответил менятель мира.
– Я говорю «ну?»!
– А-а! Извините, первый раз я вас не расслышал.
– Это ничего.
– Спасибо.
– Ради бога, пожалуйста.
Вновь наступило молчание. Затем Буратино опять сказал: «Ну?», а СПМ ответил: «Прошу прощения?».
– Я хочу, чтобы мне его вернули, – сказал Буратино.
– Кого?
– Мой вклад.
– Что-что? Ах да, ваш вклад. Гм, еще бы вы не хотели, – подхватил СПМ с понимающей улыбкой. – Но это, конечно, не так-то легко, правда?
– Откуда мне знать, – ответил Буратино.
– Да, знать вам, пожалуй, неоткуда, – согласился СПМ. – Но смею вас уверить, это не так-то легко.
– Понимаю, – сказал Буратино.
– Я вот и надеялся, что вы поймете.
Произнеся эти слова, СПМ погрузился в молчание. Молчание длилось приблизительно секунд двадцать пять плюс-минус секунда или две; к концу этого периода терпение у Буратины лопнуло, и он закричал:
– Черт вас возьми, намерены вы шевельнуть пальцем, чтобы вернуть мне тело вклада, или же будете просиживать свою толстую задницу, не говоря ни единого путного слова?
– Конечно, я намерен вернуть вам вклад, – сказал менятель мира. – Или, во всяком случае, попытаться. И незачем меня оскорблять. Я, в конце концов, не машина с готовыми ответами автоматизированном ЛК. Я разумное существо, такое же, как и вы. У меня свои надежды и страхи. И свой метод ведения беседы. Вам он может казаться не очень действенным, но я нахожу его в высшей степени целесообразным.
– Это действительно так? – смягчился Буратино.
– Право же, так. – В кротком голосе менятель мираа не было и следа обиды.
Казалось, вот-вот наступит очередное молчание, поэтому Буратино сказал:
– Как, по-вашему, есть ли надежда, что я... что мы вернем мой вклад?
– Есть, и большая, – ответил менятель мира СПМ. – Я, откровенно говоря, рискну зайти довольно далеко и заявить, что уверен в успехе. Моя уверенность базируется не на изучении вашего конкретного случая, о котором мне известно очень немногое, а на простейших статистических выкладках.
– А выкладки свидетельствуют в нашу пользу? – осведомился Буратино.
– Вне всякого сомнения! Судите сами: я квалифицированный менятель мира, владею всеми новейшими методами, основатель известного бренда МММ, который уже двадцать лет как возрождаю и возрождаю. И все же, несмотря на это, за двадцать лет моей работы мне не удалось построить пирамиду, которая проработала бы дольше года!
– Ни единого раза?
– Ни единого, – решительно подтвердил СПМ. – Некоторые рушились уже на третьей неделе… Любопытно, не правда ли?
– Да, наверное, – сказал Буратино. – Но ведь это значит...
– Это значит, – перебил его менятель мира, – что полоса неудач, самая редкостная из всех мне известных, по статистическому ожиданию должна вот-вот закончиться.
Буратино смешался, а это ощущение непривычно для деревянной головы. Он спросил:
– А что, если полоса все же не закончится?
– Не будьте суеверным, – ответил менятель мира. – Теория вероятностей на нашей стороне; в этом вы убедитесь даже при самом поверхностном анализе создавшегося положения. Я завалил семь пирамид подряд (и это не считая тех, что строили мои участники). Эта будет восьмой. На что бы вы поставили, если бы были заядлым спорщиком?
– На то, что и дальше будет так продолжаться, – сказал Буратино.
– Я тоже, – признался менятель мира с виноватой улыбкой. – Но тогда, заключая пари, мы исходили бы из эмоций, а не из разумного расчета. – СПМ мечтательно поднял глаза к потолку. – Семь неудач! Волшебное число! Такая полоса неминуемо должна закончиться! Скорее всего, я теперь могу сидеть у себя в кабинете, сложа руки, никому ничего не выплачивать, а вкладчики сами найдут ко мне дорогу.
– Да, господин Мавроди, – вежливо согласился Буратино. – Но вы, надеюсь, не станете пробовать именно такой метод.
– Да нет, – сказал СПМ. – Его я испробовал в декабрьском рестарте МММ-12. Нет, в этот раз я буду действовать активно. Всё ведь ради возвращения вашего вклада. Тем более что здесь налицо преступление сексуальное, а такие вещи меня особенно интересуют.
– Извините? – пролепетал Буратино.
– Вам совершенно не в чем извиняться, – заверил его менятель мира. – Не следует испытывать чувство неловкости или вины только оттого, что вы стали жертвой сексуального преступления, пусть даже народная мудрость многих цивилизаций гласит, будто в таких случаях на жертву ложится позорное пятно, исходя из презумпции ее сознательного или подсознательного соучастия.
– Нет-нет, я не извинялся, – сказал Буратино. – Я просто...
– Вполне понимаю, – прервал его менятель мира. – Но не стыдитесь, расскажите мне самые чудовищные, омерзительные подробности. Поверьте, я в своих книгах и не такое описывал.
– Я все пытаюсь вам втолковать, – сказал Буратино, – что сексуальное преступление здесь ни при чем.
– Все так говорят, – задумчиво произнес менятель мира. – Поразительно, до чего неохотно приемлет неприемлемое человеческий разум.
– Вот что, – сказал Буратино, – если бы вы дали себе труд ознакомиться с фактами, то заметили бы, что речь идет о наглом мошенничестве. Мотивы преступления – деньги и самоувековечение.
– Это-то я знаю, – ответил менятель мира. – И если бы не процессы сублимации, так бы мы и считали.
– Какими же еще мотивами мог руководствоваться преступник?
– Самыми очевидными, – сказал СПМ. – Классический синдром. Видите ли, этот малый действовал под влиянием особого импульса, который принято обозначать особым термином. Преступление совершено в тяжелом состоянии давнего проективного нарциссова комплекса.
– Не понимаю, – пробормотал Буратино.
– С таким явлением малоосведомленные люди, как правило, не сталкиваются, – утешил его менятель мира.
– А что это значит?
– Я не могу углубляться в дебри этиологии. А если вкратце, то синдром вызывает смещение себялюбия. Попросту говоря, больной влюбляется в чужие деньги, но не как в чужие. Скорее он влюбляется в чужие деньги, как в самого себя. А если говорить совсем по-простому – вас нaeбaли.
– Ладно, – смирился Буратино. – Поможет это нам найти того, кто украл у меня тело вклада?
– Вообще-то нет, – сказал менятель мира. – Но это нам поможет его понять.
– Когда вы приступите? – спросил Буратино.
– А я уже приступил, – ответил менятель мира. – Вы первый участник, а значит, пирамида стартовала. Запущу еще, конечно, рекламу по порносайтам, обзвоню предыдущих участников, поихикаю на камеру… Я не пожалею сил, а если будет нужно или полезно – отправлюсь на край Вселенной. Ваш вклад вы отобьете.
– Рад, что вы так настроены, – заметил Буратино.
– Семь пирамид подряд, – размышлял СПМ вслух. – Слыханная ли штука – такая полоса неудач? Но теперь она закончится. Я хочу сказать, не может же она тянуться до бесконечности, правда?
– Наверное, не может, – согласился Буратино.
– Хорошо бы другие вкладчики тоже встали на эту точку зрения, – хмуро сказал менятель мира. – Хорошо бы они перестали называть меня лифтерной крысой. Такие словечки, да насмешки, да поднятые брови – все это кого угодно лишит уверенности в себе. На мое счастье, я отличаюсь несгибаемой волей и полнейшей уверенностью в самом себе. По крайней мере так было еще после первых пяти неудач.
На несколько секунд менятель мира тяжело задумался, потом сказал Буратиноу:
– Надеюсь, вы окажете мне всяческую помощь и поддержку.
– Рад стараться, – ответил Буратино. – Беда только в том, что не более чем через шесть часов ко мне придут бандиты, у которых я занял деньги, и подвесят на моих же кишках.
– Чертовски досадно, – рассеянно произнес СПМ. Он явно погрузился уже в мысли о Финансовом Апокалипсисе и лишь с трудом заставил себя вновь уделить внимание Буратине. – Подвесят на кишках, вот как? Надо полагать, вы приняли меры? Нет? Ну, тогда, надо полагать, вы еще примете меры.
– Не знаю, какие меры тут можно принять, – угрюмо ответил Буратино.
– Ну, об этом не стоит пререкаться, – сказал менятель мира подчеркнуто бодрым голосом. – Перезаймите где-нибудь деньги, спрячьтесь, а главное – оставайтесь в живых! Обещайте мне сделать все от вас зависящее, чтобы остаться в живых.
– Обещаю, – сказал Буратино.
– А я буду продолжать строить пирамиду и свяжусь с вами, как только смогу что-нибудь сообщить.
– Но как вы меня отыщете? – спросил Буратино. – Я ведь не знаю, где буду прятаться… и в каком виде. Возможно, меня придется собирать по частям…
– Вы забываете, что я менятель мира, – с бледной улыбкой ответил СПМ. – Пусть мне нелегко строить пирамиды, зато уж вкладчиков я всегда отыскиваю без малейшего затруднения. Так что выше голову, не допускайте, чтоб у вас душа уходила в пятки, а главное, помните: останьтесь в живых!
Буратино согласился остаться в живых, тем более что на этом строились все его планы. И вышел на улицу, сознавая, что драгоценное время истекает, а денег у него по-прежнему нет.