Коробейников ничего не понял. Он даже посмотрел
на стол -- не оставил ли там гость денег, но на столе денег
не было. Тогда архивариус очень тихо спросил:
-- А деньги?
-- Какие деньги? -- сказал Остап, открывая входную
дверь. -- Вы, кажется, спросили про какие-то деньги?
-- Да как же! За мебель! За ордера!
-- Голуба, -- пропел Остап, -- ей-богу, клянусь честью
покойного батюшки. Рад душой, но нету, забыл
взять с текущего счета...
Старик задрожал и вытянул вперед хилую свою лапку,
желая задержать ночного посетителя.
-- Тише, *****, -- сказал Остап грозно, -- говорят
тебе русским языком -- завтра, значит, завтра. Ну, пока!
Пишите письма!..
Дверь с треском захлопнулась. Коробейников снова
открыл ее и выбежал на улицу, но Остапа уже не было.
Он быстро шел мимо моста. Проезжавший через виадук
локомотив осветил его своими огнями и завалил дымом.
-- Лед тронулся! -- закричал Остап машинисту. -- Лед
тронулся, господа присяжные заседатели!
Машинист не расслышал, махнул рукой, колеса машины
сильнее задергали стальные локти кривошипов, и
паровоз умчался.
Коробейников постоял на ледяном ветерке минуты две
и, мерзко сквернословя, вернулся в свой домишко. Невыносимая
горечь охватила его. Он стал посреди комнаты
и в ярости стал пинать стол ногой. Подпрыгивала пепельница,
сделанная на манер калоши с красной надписью
"Треугольник", и стакан чокнулся с графином.
Еще никогда Варфоломей Коробейников не был так
подло обманут. Он мог обмануть кого угодно, но здесь
его надули с такой гениальной простотой, что он долго
еще стоял, колотя ногами по толстым ножкам обеденного
стола.